Кажется, можно перестать переживать за Россию. Зачем, в конце концов, тратить время, когда рядом есть полный энергии, обладающий возможностями, в расцвете сил человек, который, посмотрим правде в глаза, сделает это лучше. Когда у нас прихватит сердце от очередной несправедливости, когда взгрустнется об онтологическом тупике, в котором оказалась великая страна, разве у нас будет под рукой камера Михаила Кричмана? Андрей Звягинцев, когда-то поставивший абстрактное «Возвращение» и почти комически космополитичное «Изгнание», теперь уверенно держится курса, взятого в «Елене» и развитого в «Левиафане»: он — режиссер фильмов о судьбах родины.

Ходили слухи, что «Нелюбовь» чуть ли не ремейк «Сцен из супружеской жизни» Бергмана; это не так, но автор ссылается на него как на источник вдохновения. И почти первым делом — после, разумеется, обязательных долгих планов с текущей речкой, плывущими уточками, лежащим снегом — бросает нас в эпицентр уродливого семейного скандала. Женя (Марьяна Спивак), около тридцати, менеджер салона красоты, и Борис (Алексей Розин), около сорока, сотрудник отдела продаж, собираются покончить со своим проклятым браком, забравшим у них больше десяти лет жизни. Они уже давно живут порознь, более того, счастливы с другими людьми: от Бориса беременна молодая глупенькая блондинка (Марина Васильева), Женя встречается с богатым и внимательным мужчиной постарше (Андрис Кейшс). Они продают общую квартиру и, в общем, видеть друг друга не могут.

Проблема в том, что у них растет 12-летний сын Алеша, нервный и затюканный мальчик, который никому из родителей особенно не сдался. Бергман в «Сценах» нашел простое и гениальное решение детского вопроса: на протяжении трех (или пяти в полной версии) часов, пока длится фильм, дочери героев вовсе не появляются в кадре, хотя о них регулярно вспоминают; они где-то есть, но родители так поглощены собой, что их как бы и не существует. У Звягинцева в этом месте — тяжеловесная и жестокая метафора. Мальчик сперва есть, а потом его нет: он исчезает, пропадает без вести. Никудышная мать даже не сразу это замечает, поскольку ночами шляется бог знает где.

Фильм о несчастливом браке быстро заканчивается, и начинается — как и было обещано — фильм о родине. Конечно, это не про менеджеров, которые не любят своего ребенка, так же как «Левиафан» не про имущественный конфликт. Это про Россию, которой наплевать на своих детей, о стране без любви — даже в самой простой, инстинктивной ее форме. Звягинцев, при всей своей культурной образности, никогда не чурался грубых ходов, и тут их навалом. Начинается все с невинных обрывков радиопередач в машине, а заканчивается новостями про Донбасс и Дмитрием Киселевым во весь экран. Еще лучше момент, тоже в конце, с героиней на тренажере: только успеваешь подивиться ненавязчивой элегантности и силе общего плана, как Звягинцев переставляет камеру и добрую минуту тычет зрителю в лицо надписью «Russia» на спортивной форме Bosco (удачно получилось, что сразу по-английски!).

В «Нелюбви» представлены все фирменные темы режиссера — православие, блудные родители, мотив многозначительного исчезновения (не новый, конечно, в европейском кинематографе), интимные стрижки, квартирный вопрос. Есть — словно на спор — минутка Тарковского: экскурсия по живописным развалинам турбазы. Как всегда, преувеличенное внимание отдано интерьерам, от брезгливо воссозданной мещанской квартирки до элегантных апартаментов, проникнутых холодом бесчувствия: у обеспеченного любовника Жени в комнате стоит, кажется, береза.

При этом Звягинцев-сатирик по-прежнему может произвести впечатление разве что на интеллигентных иностранцев (хотя в то, что среди них окажется каннское жюри, верится с трудом). Чего стоит искусственная и несмешная — скорее, впрочем, забытая — линия про православную корпорацию (с репродукции иконы камера наплывает на надпись «Отдел продаж», тонко!), где запрещено разводиться. Или чудовищный эпизод в дорогом ресторане, где, о ужас, блондинки делают селфи, раздают свои телефоны незнакомцам, а то и залезают в инстаграм; бедная, бедная Россия.

Что касается Звягинцева-лирика, у него есть, конечно, свои моменты. Но чувства, которые и он, и сценарист Олег Негин, неплохо слышащий устную речь (хотя порой выдающий конструкции вроде «Ты обещал мне счастье, а принес только боль и разочарование»), испытывают к своим героям, находятся в диапазоне от презрения до приветливого равнодушия. Последнее касается волонтеров-спасателей, которые занимаются поисками ребенка при бездействии полиции и как бы призваны символизировать эмпатию. В конечном счете ни один из портретов в «Нелюбви» не идет дальше более или менее искусного шаржа. В том, с какой иронической тщательностью фильм воспроизводит речевые характеристики российского миддл-класса, его манеру одеваться, есть, заниматься сексом, уже в самом выборе профессий главных героев сквозит не участие и не любопытство, а неприятное, нечестное высокомерие. И жесты сочувствия — когда Звягинцев вдруг похлопывает Бориса или Женю по спине — выглядят фальшивыми. Бергман снимал свой безжалостный фильм про себя; Звягинцев снимает про других. В притче про отсутствие любви было бы здорово увидеть хотя бы отблеск этого чувства.